Остановимся на некоторых текстах Лосева, выстроенных вокруг тех или иных  филологических идей и фигур их авторов.  В.  Я.  Пропп,  присутствие  которого  в  поэтическом  мире  Лосева  мотивировано  еще  и  реальным  присутствием  этого  ученого  в  студенческой  биографии поэта (Лосев слушал лекции Проппа, учась в ЛГУ), в стихах Лосева  предстает  своеобразным антагонистом его лирического героя и автором одной  экзистенциально значимой и одновременно вызывающей неприятие героя идеи  (изложенной в «Исторических корнях волшебной сказки») – о том, что «лес в  неведомых  дорожках  – на  деле гроб»  [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с.,  с.  29].  Эта пропповская  мысль  в художественном  мире  Лосева  обретает  статус  символа  репрессивных  начал  бытия,  и  в  «Двенадцати  коллегиях»  расшифровка  этого  символа  в  тексте  предстает  вполне  недвусмысленно  в  аналогиях  «зачет/допрос»  и  «про(курор)/про(фессор)»:  

Я на допросе препирался с про-  

(зачеркнуто) – на зачете с Проппом.  

Я думал, сказки – то, се, зло, добро,  

а Пропп считал избушку гробом.    

И Пропп был прав, а я не прав. И вот  

ко мне избушка повернулась задом [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 208].

В  другом  стихотворении  Лосева  эта  злополучная  пропповская  избушка  оказывается помещенной в «тот уголок кошмара» [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 29], в котором герою  стихотворения  раскрывается  «в  тонком  сне»  весь  ужас  будущего.  Таким  образом,  вполне  академическая  идея  в  индивидуальной  мифологии  Лосева  обретает  экзистенциальный  статус  и  становится  значимым  элементом  его  художественного мира.   Значимо и присутствие в художественном мире Лосева Р. Барта. Так, на  цитате  из  «Удовольствия  от  текста»:  «Текст  значит  Ткань»  [Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс, 1989. – 616 с.,  с.  515], – строится  одно  из  программных стихотворений Лосева «Ткань» (с филологическим подзаголовком  «Докторская диссертация»). В данном случае  Лосев,  на  наш  взгляд,  очень  уместно  воспользовался  метафорой  «текст  –  ткань», актуальность которой в последние десятилетия не только обусловлена  авторитетом  Р.  Барта,  но  и  многократно  усилена  ее  использованием  в  художественном дискурсе – причем, именно в поэзии «филологической» – от  Мандельштама  («Люблю  появление  ткани…»;  вообще,  семантический  комплекс  «ткань  –  творчество  –  жизнь»  в  поэзии  Мандельштама  – предмет  отдельного разговора; см. на эту тему: [Ханзен-Леве  А.  Текст  –  текстура – арабески. Развертывание метафоры ткани в поэтике О. Мандельштама // Тыняновский сборник: 6-е, 7-е, 8-е Тыняновские чтения. – М., 1998.   ]) и Ахматовой («Для них соткала я  широкий покров // Из бедных, у них же подслушанных слов» [Ахматова А. Соч.: В 2-х т. – М.: Огонек, 1990., т. 1, с. 202]) до Б.  Кенжеева («научись  этот лен  воспаленный  // рвать,  прясти,  доплетать до  конца» [Кенжеев  Б.  Из  семи  книг:  Стихотворения.  –  М.:  Издательство Независимая Газета, 2000. – 256 с.,  с.  162])  и  В.  Павловой  (см.    посвященные  Ахматовой  строки:  «Воздух ноздрями пряла, // плотно клубок наматывала, // строк полотно ткала //  Ахматова»  [Павлова В. Совершеннолетие. – М.: ОГИ, 2001. – 352 с.,  с.  152]). 

Представляется,  что  метафора  «текст  –  ткань»  органично связана в русской поэзии ХХ века с линией семантической поэтики,  поскольку  именно  в  ней  в  наибольшей  мере  реализованы  как  установка  на  органичность поэтики  (ср., в частности,  мандельштамовские рассуждения об  органической  поэтике  в  «Разговоре  о  Данте»  и  его  рассуждения  о  природе слова; кстати, в «Разговоре о Данте» Мандельштам уделяет достаточно много  внимания  «текстильной»  метафорике  в  «Божественной  Комедии»,  то  восхищаясь  дантовским  сравнением  близящейся  к  завершению  поэмы  с  платьем, на которое у портного уже израсходовался весь материал, то отмечая  важность для Данте мотива ткачества: «Текстиль у Данта – высшее напряжение  материальной  природы,  как  субстанции,  определяемой  окрашенностью.  А  ткачество – занятие наиболее близкое к качественности, к качеству» [Мандельштам О. Соч.: В 2-х т. – М.: Худ. лит., 1990., т. 2, с.  249]),  так  и  на  акцентированную  «структурность»,  усиленную  авторефлексивность,  структурно  воплощенную  «осознанность»  текста  (автометаописательность  семантической  поэтики).  Именно  органичность  и  четкая  структурированность  являются  и  основными  значениями  самого  понятия  «ткань»  –  и,  следовательно,  лежат  в  основе  метафорических  употреблений этого понятия.  

Все  эти  значения,  заложенные  в  метафоре  «текст  –  ткань»,  Лосев  использует в  своем стихотворении.  Л.  Зубовой  указано,  что  эта  метафора у  Лосева восходит к традиции мифологической, так как «образ создания поэтом  текста  как  формирования  судьбы  мифологическими  парками  –  одна  из  важнейших тем современной поэзии» [Зубова  Л.  В.  Современная русская  поэзия  в  контексте  истории  языка. – М.: Новое литературное обозрение, 2000. – 432 с., с. 102], однако значение ткани как  мифологической пряжи судьбы, при всей его значимости в этом тексте, все же  не является единственным. Кроме вышеозначенного мифологического смысла  этой  метафоры,  Лосев  использует,  прежде  всего,  возможности  двойного  словарного толкования слова «ткань» – ткань как текстильный продукт и ткань  основной  элемент  живого  организма. 

Соответственно,  «доктор»  в  его  стихотворении – это и «Любомудр», способный починить «пелену тонкотканой  культуры»,  и  целитель  живой  ткани.  От  этого  значения  слова  «доктор»  намечается  такое понимание  Лосевым  роли  читателя-исследователя,  которое  близко  роли  «читателя,  советчика,  врача»  у  Мандельштама. 

В  финале  же  лосевского стихотворения звучит еще одна важная идея, возвращающая нас к  теме слияния поэтического и профессионально-филологического дискурсов и  формулирующая  императивное  требование  к  филологии  выйти  за  рамки  мертвого академизма и слиться со стихией творчества: «Ткань – это текст, это  жизнь. Если ты доктор – дотки» [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 75].    

Автор: Т.А. Пахарева

Предыдущая стьая здесь, продолжение здесь.