Наиболее прямым и проторенным в сегодняшней поэзии путем слияния  филологии  с  собственно  поэзией  является  путь  автометаописания.  Усилившаяся  автометаописательность  современной  поэзии  является  также  наиболее  ярким  проявлением  в  ней  не  только  лирического,  но  и  «филологического я», о котором велась речь выше.

Если вглядеться в тексты  современных  поэтов,  отмеченные  уже  органической  для  их  авторов  филологической  рефлексией,  то  развитие  автометаописательности  в  них  и  предстанет не столько как наращивание новых формальных приемов, сколько  как усложнение субъектной структуры этой лирики, в которой к «лирическому  я»  явно  добавилось  это  «филологическое  я». 

Такое «филологическое  я»  становится  одной из многочисленных ипостасей  Автора уже в канонически  «автометаописательном» произведении – в  «Поэме без  героя»,  где  сознание  автора декларируется  как  пространство  не только и  не  столько порождения  текста, сколько как пространство наблюдения над автономно «становящимся»  текстом, не зависящим от воли автора. Вообще способность к автономизации  тех или иных уровней текста и отдельных компонентов художественного мира  произведения,  к  некоему  «отчуждению»  этих  компонентов  от  автора  уже  в  самом тексте – это тоже очевидная примета «автометаописательной» стратегии. Автокомментарий  –  это  уже  изначально  предполагающаяся  возможность  видеть свой текст извне.  

Одним  из  следствий  развития  такой  «внеположной»  тексту,  «филологической»,  нацеленной  на  автометаописание  позиции  автора  в  современной  лирике  стало,  к  примеру,  игровое  отторжение  понятия  «лирический герой» от  «я» автора в целом ряде текстов  (в какой-то степени  можно  даже  говорить  о неприменимости понятия  «лирический герой» в его  каноническом  значении  к  творчеству  многих  современных  поэтов,  где  авторское  «я»  выявляет  себя  принципиально  иными  способами). 

При  этом  ироническое  «отчуждение»  своего  лирического  героя  в  творчестве  современных  поэтов    порождается  именно  развитой  филологической  авторефлексией,  не  позволяющей  без  иронии  воспринимать  свое  художественное  «я»  как  воплощение  почтенной  теоретико-литературной  категории.

Приведем несколько примеров такой «игры» с теорией литературы,  взятых из текстов В. Коркии, Б. Гребенщикова и Т. Кибирова:  

Я как-никак Лирический Герой 

и как-никак Советского Союза!.. [Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие для студентов филол. ф-тов вузов. – М.: Флинта: Наука, 1999. – 607 с., с. 542]   

Мой лирический герой сидит в Михайловском саду, 

Он курит папиросы у всех на виду, 

Из кустов появляются Иван и Данило, 

Он глядит на них глазами; 

Он считал их персонажами собственных книг, 

Он думает, не стал ли он жертвой интриг, 

Он думает, не пил ли он чего-нибудь такого, 

Дык не пил, елы-палы… [Гребенщиков Б. Песни. – Тверь: ЛЕАН, 1997. – 528 с., с. 305]

…себе писать с темна и до утра: 

«Пора, мой друг, действительно пора. 

Успехов в личной жизни, милый мой. 

Ну, будь здоров, лирический герой! 

Геройствуй помаленечку, дружок, 

и с Божьей помощью мы свой отбудем срок» [Кибиров Т. «Кто куда – а я в Россию…». – М.: Время, 2001. – 512 с., с. 495].  

В  приведенных  примерах  интересно  сходство  иронизирующего  отстранения  лирического  героя  от  автора  при  ярко  выраженной  разнице  пафоса  самих  текстов: у Коркии явственно ощущается политизированная интонация соцарта,  у  Гребенщикова  –  дух  митьковского  нонконформизма,  а  у  Кибирова –  его  всегдашняя апология вольной пушкинской поэтической приватности.    Автометаописательность  является  также  заметной  чертой  поэзии  Л.  Лосева,  в  большой  мере  реализуя  его  «филологическое я». Так, с полным «обнажением приема» автометаописательная стратегия реализована, например,  в стихотворении  «18-20 сентября  1989 года», нарочито  «шершавая эстетика»  которого  (умышленно  небрежная  рифмовка,  бессистемные  перебои  ритма,  тяжеловесный синтаксис с максимально «неудобным» порядком слов) наглядно  воплощает лейтмотивную идею стихотворения: «Пиши, говоришь, как живешь?  Вот и пишу коряво. // Живи, как пишешь, говоришь? Вот и живу» [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 267].  

Но,  как  было  отмечено  выше,  автометаописательность  современной  поэзии реализуется, прежде всего, на субъектном уровне – в «филологическом  я», проявляющем себя в качестве основного субъекта. Именно так, вокруг этого «филологического я»,  сформирована и  субъектная основа  поэзии Л.  Лосева.  Так, своего лирического  героя Лосев чаще всего позиционирует именно как профессионального филолога.

Занятия филологией в той или иной ее форме  (преподавание,  академические  исследования,  в  числе  которых  –  написание  книги  об  эзоповом  языке  в  русской  литературе,  редакторская  работа  в  «Костре», подготовка к докладам и т.п.) – это постоянно упоминаемые в стихах Лосева автобиографические детали, которые становятся также доминантными и  в  отношении  его  героя.  Например, свой  поэтический  автопортрет  Лосев  составляет  по  преимуществу  из  «профессиональных»  самообозначений:  «Левлосев не поэт, не кифаред. // Он маринист, он велимировед, // бродскист в  очках и с реденькой бородкой, // он осиполог с сиплой глоткой…» [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 206]. 

В другом стихотворении в качестве главного занятия своего героя он называет  преподавание  русской  литературы  –  причем,  в  русле  основной  темы  своих  научных изысканий («эзопов язык»): «я обучал иноземца читать между строк»  [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 211].  

Автор: Т.А. Пахарева

Предыдущая статья здесь, продолжение здесь.