Именно «филолог-поэт» становится лирическим героем одного из самых  пронзительных стихотворений Лосева «Один день Льва Владимировича», где  мучительная  ностальгия  поэта,  мечтающего  «дней  скоротать  остаток  по-латински, // слезою увлажняя окоем, // как Бродский, как, скорее, Баратынский»  [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с.,  с.  133],  преломлена  сквозь  рефлексию  филолога,  привычным  профессиональным  взглядом  отмечающего  и  пошлости  в  литературных  страничках эмигрантской газеты, и пошлость банальных рассуждений коллеги-слависта, и убожество собственных попыток преподавать русскую литературу  недостаточно  знающим  русский  язык  американским  студентам. 

Филологический  характер  «самоидентификации»  героя  стихов  Лосева сказывается  и  в  постоянном  сопоставлении  его  судьбы  с  судьбами  литературных героев или с судьбами поэтов. Так, в своей преподавательской  ипостаси герой Лосева сам себе напоминает толстовского «неизменного Карла  Иваныча»  [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с.  86]  или  набоковского  Пнина  [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с.  76];    в  ипостаси  потерявшего родину  изгнанника чувствует себя,  «как Надсон, высланный  на  ща»  [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с.,  с.  199]; в  качестве  же  автора,  пишущего  для  толстых  журналов,  выглядит «что твой Случевский» [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 332].  

Даже трагические воспоминания  о  судьбе  «литературного  поколения»  застойных времен Лосев интонирует не только лирически, но и с некоторым профессионально-филологическим отстранением. Так, именно с объективистски-профессиональных характеристик своих героев начинает Лосев  стихотворение «…в «Костре» работал. В этом тусклом месте…»: 

…в «Костре» работал. В этом тусклом месте,  

вдали от гонки и передовиц,  

я встретил сто, а может быть, и двести  

прозрачных юношей, невзрачнейших девиц.  

Простуженно протискиваясь в дверь,  

они, не без нахального кокетства,  

мне говорили: «Вот вам пара текстов».  

Я в их глазах редактор был и зверь.  

Прикрытые немыслимым рваньем,  

они о тексте, как учил их Лотман,  

судили как о чем-то очень плотном,  

как о бетоне с арматурой в нем.  

Все это были рыбки на меху  

бессмыслицы, помноженной на вялость,  

но мне порою эту чепуху  

и вправду напечатать удавалось [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 52].

Заканчивает  же  он  это  начатое  с  профессионально-беспощадной  ноты  стихотворение неожиданно трагически-поминально:  

И время шло, ни с кем не церемонясь,  

и всех оно по кочкам разнесло.  

Те в лагерном бараке чифирят,  

те в Бронксе с тараканами воюют,  

те в психбольнице кычат и кукуют,  

и с обшлага сгоняют чертенят [Лосев Л. Собранное: Стихи. Проза. – Екатеринбург: У-Фактория, 2000. – 624 с., с. 52].

В этом стихотворении, как представляется, именно благодаря неожиданному и  органичному  синтезу  лирической  и  филологически-профессиональной  интенций,  происходит  буквально  «на  глазах»  перевод  отношений  «поэт  –  филолог» из состояния оппозиции в состояние тождества.    Подведем итоги данной главы.

Наиболее актуальными для современной  поэзии  аспектами  восприятия  культуры,  связанными  с  опытом  акмеизма,  являются: стратегия интимизации культурного пространства в индивидуальной  поэтической  системе  того  или  иного  автора;  логоцентризм  художественной  картины мира; утверждение упорядочивающей роли культурной реальности по  отношению  к  реальности  эмпирической;  филологизм  художественного  мышления.    

Акмеистический  принцип  интимизации  культурного  пространства  коррелирует с принципом интимизации исторического опыта, реализованным,  прежде  всего,  в  «элегическом  эпосе»  А.  Ахматовой.  Обе  вышеназванные  интимизирующие  стратегии можно трактовать как  формы поиска  акмеизмом  равновесного  состояния  между  человеком  и  окружающим  миром,  их  «соразмерности»,  провозглашенной  как  акмеистический  принцип  уже  в  гумилевской декларации. (Эта же тенденция способствует в восприятии поэзии  акмеистов первыми исследователями этого течения (Ю. Н. Тыняновым, В. М.  Жирмунским)  созданию  впечатления  камерности,  тематической  узости,  замкнутости.)

Автор: Т.А. Пахарева

Предыдущая статья здесь, продолжение здесь.