Проследим,  в  каком  направлении  дальше  развивалась  та  героико-эпическая линия гумилевского историзма, которая в 20-40-х годах породила не  только новый пафос деятельно-героического отношения к жизни, но даже на  жанровом  уровне  вызвала  всплеск  жанра  баллады  и в  творчестве  советских  романтиков,  и  в  творчестве  поэтов  гумилевской  школы,  оказавшихся  в  «зарубежье» (прежде всего, конечно, речь идет о балладах И. Одоевцевой).

Дальнейший путь гумилевского «романтического историзма» пролегал в  логике  все  большего  упрощения  как  семантики,  так  и  поэтики  текстов  в  творчестве М. Светлова, Н. Тихонова, Д. Кедрина, П. Когана и др. И далее этот  вектор  продлевается  в  сторону  от  «высокой»  поэзии  –  в  популярную  «бардовскую»  лирику  «шестидесятников»,  с  их  «комиссарами  в  пыльных  шлемах»  (Б. Окуджава)  и  просторами,  где  «качаются  в  седлах  и  «Гренаду»  поют»  (М.  Анчаров).  Особенно  значима  здесь  поэзия  Б.  Окуджавы  (прежде  всего  в  силу  притягательности  личности  Окуджавы,  во  многом  олицетворяющей  само  поколение  «шестидесятников»),  в  которой  еще  сохраняется  привнесенный  советскими  романтиками  20-х  –  40-х  г.г.  «прикладной»,  идеологический  аспект  функционирования  «романтического  историзма», но уже  в  лирически смягченном виде.  Герой  Окуджавы уже  не столько  прямо  воплощает  своими  поступками  и  взглядами  героико- исторический,  деятельный  тип  (неважно,  «конквистадора  в  панцире  железном»»  или  «комиссара  в  пыльном  шлеме»),  сколько  несет  в  себе  историческую  память  об  этом  герое,  сам  по  себе  же  являясь  личностью  принципиально негероичной,  «частным человеком»,  «московским муравьем»,  уязвленным  однако  соблазном  героического  романтизма.  Этот  соблазн  исторической героикой предстает то в виде «комсомольской богини», то в виде  нестареющей певчей птицы, подозрительно в своей красивой гибели похожей  на гумилевского орла («На век не хватает огня.// Не стареют ведь птицы… //  Научите меня, // Чтобы петь, петь, петь,  // поднимаясь круто  // до последней  минуты…  //  А  потом  уж  упасть,  //  как  пропасть!»  [Окуджава Б. Ш. Стихотворения. – СПб.: Академический проект, 2001. – 712 с.,  с.  161]),  то  в  виде  героической  гибели  под  музыку  израненного  трубача.  Однако  подлинная  природа  героя  Окуджавы  –  это  природа  «частного  (чтобы  не  сказать  –  маленького) человека», которому – очень прозаично, но в то же время и очень  по-человечески –  «хоть славная смерть, хоть геройская смерть  – умирать все  равно, брат, не хочется» [Окуджава Б. Ш. Стихотворения. – СПб.: Академический проект, 2001. – 712 с., с. 149].

Автор: Т.А. Пахарева

Предыдущая статья здесь, продолжение здесь.